Порно истории тимофеевна

Что же это за воспитание? Что же я тут такое? Анна Тимофеевна! Анна Тимофеевна!Мать схватилась за грудь.— Софья, воды!Отец вскочил на ноги; больше всего на свете он боялся истерических припадков матери.— Да делайте вы, как хотите! Надюк, — он повернул меня за голову и поглядел мне прямо в глаза, — ты слышишь, — он говорил с расстановкой, чтобы каждое слово запечатлелось во мне, — папа тебя просит, твой папа, отдай козу, для меня отдай… — он подержал минуту на моей голове свою руку и вышел.Мать уже рыдала.— Меня с ума сведут все эти истории; на один день едешь, и, Бог знает, что в доме: живой козёл ходит! Завтра балованная девочка потребует лошадь, и Александр Фёдорович лошадь приведёт ко мне в зал!Мать говорила очень много, нюхала флакон, а я всё стояла, и во мне точно кто повторял одно и то же: «Отдай козу, для меня отдай»…— Господи, да неужели вам не жалко огорчать мамашеньку, — бросилась ко мне Анна Тимофеевна; она схватила меня за руку и начала трясти, но няня сейчас же была около, ни слова не говоря, освободила мою руку и заслонила меня.Я сделала шаг вперёд, ещё подошла к матери и, не поднимая на неё глаз, проговорила:— Maman[9], возьмите мою козу…И так как подвиг этот был мне не по силам, то я бросилась бежать и очнулась у себя в детской.Козочка была в самом весёлом настроении духа; она прыгала, играла с Душкой и делала вид, что бодает её.— Не смей играть с козою! — крикнула я на Душку и вцепилась в неё. — Это не наша коза, не наша, её от нас отняли…Няня, воспользовавшись этой минутой, схватила козу на руки, выбежала в кухню, передала её кому-то и вернулась обратно. Она вынула все мои игрушки, сбегала ещё раз в кухню, принесла разной провизии, сказала, что мы затопим спиртом большую кухонную плиту, подаренную

Ее, понимая, что женщине в возрасте одного траха мало. Она не поднимая головы, одобрительно кивнула и тихо развела ноги. Я с силой дернул в разные стороны отверстие колготок и порвал их на две части. — Я поступлю с тобой так же, просто порву, добавил я и ввел свой член в ее вагину. Потом поставил ее в позу собаки и смазав пальцы в ее соках ввел два пальца ей в анус. Она ахнула, но смиренно принимала все, что я с ней делаю. Потом я достал из нее свои пальцы и вставил свой член в ее быстро сужающуюся попку. Мышцы ануса туго обхватили мою головку, а их теплота и мягкость бархата сладострастно приняли меня вглубь. Было очень туго даже внутри кишечника, по всему было видно, что я под старость лет нарушил ей анальную девственность. Орошение было бурным. Оставив еще на раз один выброс, я подставил головку члена к ее рту и последняя струя ударила ей в щеки. — Лижи старая сука, скомандовал я. Прошмандовка! Шлюха! Она покорно вылизывала меня с усердием и страстью. Я слез с нее. — Что старушка, поебушка, не стыдно? — Нет ни сколько. — Как звать то тебя страстная ты моя, может придти к тебе домой??? — Хлюпина я, Ольга Тимофеевна, облизывая губы произнесла она, приходи, буду ждать. — Ну Ольга Тимофеевна, тогда вылижи мне яйца и анус, шлюха ты старая! Как ни странно она делала это с таким усердием, которого я не встречал даже у молоденьких шлюшек моего круга. Вскоре мы оба устали и улеглись на полянке, а немного погодя бабуля тихо оделась, и исчезла в глубине леса, как будто ее и не было. Вот так неожиданно случился и закончился секс в лесу со старушкой. Но это еще не конец истории. Когда я приехал домой, успешно завершив свои дела, я об этом случае рассказал своему деду, с которым мы были всегда дружны и откровенны. А еще через девять месяцев, он спросил у меня, не знаю ли я как звали ту лесную старую проститутку? Когда я ему назвал фамилию и имя с отчеством, он аж на месте подпрыгнул и с гордостью показал мне областную газету, где рассказывалось о том, что не смотря на свой престарелый возраст некая Хлюпина Ольга Тимофеевна неожиданно для ее мужа забеременела и родила своего первенца, здоровую девочку, что является феноменом в медицине. — Не ссы паря, постукивая по плечу заявил мой дед! А теперь слушай сюда и ты поймешь все. Скажу сразу, ты герой

А второй раз зачем ты ходила к ней после того, как она побывала у твоей госпожи?— Я не могу знать, зачем боярыне нужно ее было, — сказала Мавра Тимофеевна.— Ты звать ее ходила к княгине? — спросил Девиер.— Точно так! — сказала Мавра Тимофеевна. — Я не могу знать господской воли!— Что ж, колдунья по твоему зову приходила к твоей боярыне? — допрашивал Девиер.— Нет, не приходила, — отвечала Мавра Тимофеевна.— Что она тебе сказала тогда? — говорил Девиер.— Сказала, что придет, — отвечала Мавра Тимофеевна.— И приходила? — произнес допроситель.— Нет, не приходила, — был ответ.— Обманула? Сказала придет и не пришла? Так, что ли? — допрашивал Девиер.— Да, был ответ.— А ты к ней снова ходила? — был дан вопрос.— Ходила, — последовал ответ.— Зачем? — спрашивал Девиер.— Чтоб к моей боярыне пришла, — сказала Мавра Тимофеевна.— Этот раз она приходила?— Нет, сказала — не придет!— Почему сказала — не придет? — был вопрос.— Не знаю, — последовал ответ.— А про корешок будто не знаешь? Так-таки будто княгиня ничего тебе про него и не сказала? Говори-ка лучше правду, — спрашивал Девиер.— Правду говорю вашему сиятельству. Я не знаю. Как мне, холопке, знать госпожи своей мысли, что у ней на уме! — твердила Мавра Тимофеевна.— Как тебя зовут по имени, по отчеству? — спросил неожиданно Девиер.— Мавра Тимофеевна, — отвечала женщина.— Слушай, Мавра Тимофеевна, — сказал Девиер, — я ведь старый воробей — меня ты не проведешь. Я вижу, что ты хочешь от меня отбояриться и отолгаться. Напрасно. Я тебя, Мавра Тимофеевна, всю насквозь вижу. Говори правду, отвечай на мой вопрос прямо, не увертывайся. А не то я прикажу тебя огоньком поджарить!— Ваше сиятельство! — завопила боярская боярыня. — Помилосердуйте! Чем я виновата! Мы люди подневольные. Разве можем знать мы, холопы, что думают делать наши господа!— Обдумай, Мавра Тимофеевна, — сказал Девиер, — я даю тебе время. Спустя недолго я опять позову тебя и наперед говорю тебе решительно: если не станешь говорить прямо и давать искренние ответы на мои вопросы, прикажу пытать огнем. Уведите ее! — крикнул Девиер за дверь.Явились двое полицейских служителей, стоявших наготове за дверьми. Они увели