Порно видео из лайка

Скачать видео по ссылке онлайн Просто вставьте ссылку, чтобы скачать видео! GETOF.NET — это бесплатный онлайн сервис который позволяет скачивать, конвертировать и загружать практически любые аудио или видео по ссылке в популярные форматы. На данный момент поддерживаются сервисы: Ютуб, ВК, Одноклассники, Лайки, Пинтерест и многие другие (все поддерживаемые сайты смотрите ниже). Просто попробуйте! Этот бесплатный и быстрый конвертер позволяет вам смотреть любимые видео Ютуб в автономном режиме на ПК, телевизоре или на любом другом устройстве.С помощью этого инструмента загрузки вы можете скачивать видео в формате HD без необходимости установки какого-либо дополнительного программного обеспечения или расширений браузера. Это 100% бесплатный онлайн сервис.Как скачать видео онлайн?Скопируйте и вставьте ссылку с Ютуба, ВКонтакте, Одноклассников, Пинтереста, Лайка, или любых других поддерживаемых сайтов в текстовое поле выше и нажмите кнопку «Скачать». Наша платформа отобразит все доступные ссылки для разных форматов, которые можно скачать для этого видео. Видео не конвертируются и не размещаются на наших серверах.К вашему сведению, с нашего сайта нельзя скачать авторские видео. Используя наш сайт, вы соглашаетесь не скачивать контент, защищенный авторскими правами!Какое качество видео поддерживается?Большинство видео имеют формат MP4 и SD, HD, FullHD, 2K, 4K. Качество зависит от загружаемого файла. Если автор загрузил его в разрешении 1080p, видео на Ютуб можно сохранить в том же качестве.Где на моём устройстве хранятся скаченные мной файлы?Загруженные вами файлы автоматически сохраняются в папке «Загрузки» или в разделе «История загрузок» на вашем устройстве, доступ к которому можно получить, нажав CTRL+J или пройдя через меню.Существует ли ограничение на количество файлов, загружаемых одним пользователем в день?Нет. Наш сайт помогает пользователям конвертировать и скачивать любое количество файлов совершенно бесплатно.Партнёры: | SuperPasswordGenerator.com | FreeConvert.ru​ |​ Randomika.ru​ |​ Как пользоваться?Скачать видео из Ютуба, ВК, ОК, Лайки, Пинтерест и др. по ссылке легко!Простой в использовании, нет ограничений и бесплатный Начните использовать 1Скопируйте URL-адрес видео 2Вставьте его в поле выше 3Нажмите на кнопку скачатьПоддерживаются самые популярные сайтыНиже указан регулярно обновляемый список поддерживаемых источников.Скачать видео из нескольких источниковНаш сайт предлагает вам скачивать видео в нескольких форматах, включая MP4, M4A, 3GP, из нескольких источников и абсолютно бесплатно...Поддерживается множество сайтовDailymotion, Facebook, Ifunny, Imgur, Instagram, Likee, Loom, Medal, Ok.ru, Pinterest, Reddit, Soundcloud, Telegram, Tiktok, Twitch, Vimeo, VK, YouTube, XСкачать музыку легко и быстроВы можете скачать аудио файлы, если они доступны. К примеру, на YouTube и других сайтах есть какой-то потрясающий трек, GETOF.NET можно использовать для извлечения mp3 из видео и воспроизведения его в автономном режиме...

Побудка была ранней и, если так можно выразиться, «ранящей» – Эльвира заявилась ни свет ни заря и принесла с собою плеть-«резинку» – разогреть рабыне попку. Ящик, пока девушка спала, отбуксировали в её комнату. Наказание с утра – это было что-то новенькое, но удивляться после вчерашнего Лайка уже разучилась. Она буквально вывалилась из проклятого ящика, приподнялась на колени, выпрямилась, насколько ей это позволили затёкшие суставы? и торопливо поклонилась. Нежно-розовый ночной корсет из латекса с плавными, «щадящими» формами, в котором ей отныне надлежало спать всегда, упруго, ненавязчиво облегал девичье тело, хотя кожа под ним слегка чесалась.

Эльвира сегодня была одета в нечто невообразимое. То был костюмчик Арлекина – зелёно-жёлтый латексный кэтсьют с тугим корсетом, блестящий, облегающий крепкое тело молодой женщины с головы до пят, словно вторая кожа. Орнамент на этом «трико» располагался ромбами, широкий пояс, шлем и высоченные сапожки были туго зашнурованы и частым образом проклёпаны по обшлагам и отворотам. Левый сапожок был зелёным, правый – жёлтым, перчатки же наоборот: левая – жёлтая, правая – зелёная. Шлем, а точней – колпак с двумя бубенчиками, тоже был двухцветным, в отверстия справа и слева выбивались «конские хвостики» чёрных волос. Открытыми у девушки оставались только попка и лицо – и там, и тут «окошки» были вырезаны в виде сердечка, на выдающемся мыске которого тоже висел и звякал серебристый бубенец – на лбу и в ямке между ягодицами. Стоил подобный наряд, должно быть, умопомрачительно дорого. Сверкающий ошейник девушки смотрелся на таком жёлто-зелёном фоне просто потрясающе и тоже был украшен колокольчиком. Лайка в который раз поразилась, как её наставнице удаётся одеваться с таким безупречным вкусом и в то же время – с такой бьющей наповал эротичностью. Пожалуй, в этом у неё стоило поучиться.

– Вставайте, спящая красавица, – шутовски раскланялась Эльвира, благо костюмчик провоцировал подобную игру. Звякнули бубенчики, – сегодня вам предстоит серьёзный разговор, а для этого ваша головка должна быть ясной. Сейчас я вас растормошу.

Слава богу, обошлось без кляпа. Старшая рабыня неторопливо, с явным удовольствием приковала девушку «козлом», похлопала ягодицы ладошкой, потом отошла и отвесила ей сорок полновесных ударов по откляченной попке. Лайка вертелась и после второго или третьего уже орала не переставая, но когда всё кончилось, опять почувствовала какое-то сказочное наслаждение затишьем после бури. От попки вверх и вниз по всему телу девушки разливалось тепло. Эльвира неторопливо осмотрела её и отправила умываться.

– Двадцать пять приседаний и – в ванну, – скомандовала она. – Быстро умывайся, и приводи себя в порядок.

Стоять и таращить глаза запрещалось – можно было схлопотать новое наказание. Грохоча цепями, Лайка встала на колени, пробормотала слова благодарности, подождала, пока старшая рабыня не поможет ей расшнуровать корсет, и сразу побежала мыться. Тёплая вода расслабила, но нежиться в ванной долго было нельзя. Попка гудела, как колокол после набата. Девушка растёрлась полотенцем, повертелась перед зеркалом, потрогала ошейник. Задумалась.

Эльвира сказала, что сегодня Лайке придётся «серьёзный разговор». Что это могло означать? Быть может, сегодня Макс потребует придумать что-нибудь, особо извращённое? При мысли об этом Лайка почувствовала, что её киска потеплела и увлажнилась, и поспешила обратно в свою комнату.

Эльвира помогла ей высушить волосы и слегка накраситься, заставила выпить чашку крепчайшего кофе без сахара, и подобрала подходящий костюм. Сегодня девушку одели в тон её наставнице – полупрозрачный ярко-жёлтый латексный комплект из трусиков с высокой талией и пояска, такие же перчатки до локтей, чулки, тугой корсет с открытой грудью, сжавший талию в уже привычные, даже приятные упругие тиски, и короткий изумрудный сарафанчик с жилеткой, как у одалиски. Сочетание получилось необычное и волнующее. Жёлтый цвет дразнил и возбуждал, зелёный – успокаивал, а там, где сквозь один слой латекса проглядывал другой, их общий цвет казался синим. Жилетка была без застёжек и всё время распахивалась, открывая тоненький зелёный латекс, под которым топорщились острые холмики грудей. Подол находился так высоко, что виднелись не только туго натянутые струны подвязок и соблазнительные краешки чулок, но даже низ резиновых трусишек. Всё, это, казалось, с девушки вот-вот спадёт. Всё обильно смазали полиролем. Ноги её остались босыми, если не считать чулок.

– Ну, пошли, – скомандовала старшая рабыня и подтолкнула девушку к двери.

Громыхая кандалами, Лайка двинулась по коридору в комнату своего Хозяина.

Максим был у себя – ждал в комнате, просматривая видео. Войдя, рабыня опустилась на колени, поздоровалась и терпеливо стала ждать, когда Хозяин обратит на неё внимание. На экране было что-то эротическое, слышались удары плётки, стоны, звон цепей. Девушка сидела, не смея поднять глаза. Попка после утреннего «разогрева» всё ещё напоминала о себе; девушка чувствовала жар, идущий снизу. Это возбуждало и в то же время мешало сосредоточиться. Мысли разбегались как тараканы от лампочки.

– Встань, – наконец сказал Максим. Лайка подчинилась.

– Подойди сюда.

Она послушно подошла.

– Посмотри на экран.

В телевизоре двое полуобнажённых парней вовсю трудились над девушкой. Девица была рослая, блондинистая, полногрудая, прикованная за ошейник к полу на короткой цепочке. На ногах и на руках её звенели кандалы, задница была красной и распухшей. Чуть поодаль в кадре можно было разглядеть решётчатую дверь.

– Что ты видишь? – последовал вопрос.

Лайка сглотнула.

– Двое мужчин воспитывают рабыню, Хозяин, – сказала она.

Макс улыбнулся.

– Хорошо, что не сказала: «девушку», – заметил он. – Я хочу, чтоб ты оделась.

Лайка опять сглотнула. Ошейник на ней тяжело шевельнулся.

– Я одета, Господин, – сказала она.

– Я хочу, чтобы ты оделась для прогулки. – Максим подошёл к гардеробу, распахнул его и вынул оттуда жёлтую накидку и полусапожки на шнуровке, с острыми носками, почти пуанты, только на высоком каблуке. Бросил всё это Лайке.

– Надень. На улице дождь.

– Слушаюсь, господин.

Сапожки тоже оказались из полупрозрачного толстого латекса и совсем без подошв. Аккуратно надев их под браслеты и зашнуровав, Лайка с изумлением и страхом обнаружила, что может теперь передвигаться только на носочках, короткими шажками, словно балерина на пуантах. Стопа была изогнута и запрессована в колодку, а невероятно высокий каблук удерживал ногу в таком положении. Цепи кандалов теперь то и дело смещали центр тяжести, стоять неподвижно в них было почти невозможно – приходилось всё время переступать, чтобы удерживать равновесие. Полупрозрачный латексный дождевичок висел свободными складками. Это радовало: под облегающей резиной тело быстро теряет тепло, так пусть уж лучше будет несколько слоёв. Девушка вздохнула, набросила капюшон и потупилась в ожидании, по-монашески сложив руки на животе.

Максим критически оглядел девушку со всех сторон и кивнул:

– Хорошо. Пойдём.

– Хозяин не возьмёт меня на поводок? – с надеждой спросила Лайка.

– На улице, – коротко бросил тот. – Пока держи сама.

Лайка подобрала цепь и, семеня на высоченных каблуках, двинулась за Максимом. На душе у неё было тревожно, но она попыталась прогнать эту неясную тревогу, хотя понимала: что-то случилось.

Они вышли. Охранник у двери не обратил на них никакого внимания.

Снаружи и вправду было пасмурно. Низкое небо закрывали серые облака, сыпал дождь; Лайка слышала, как он стучит по её капюшону, по асфальту, по чернеющей листве. В лужах разбегались мелкие круги, прозрачный латекс усеяли капельки. Максим с хлопком раскрыл зонт и неторопливо двинулся по асфальтовой дорожке, уходящей в заросли высоких старых сосен. Оглянулся и дал знак рабыне держаться рядом. Лика сглотнула и послушно засеменила следом. Цепи мелодично позвякивали при каждом шаге, в осенней стылой тишине этот звук показался девушке необычайно чистым и грустным. Она поймала себя на том, что ей хочется опуститься на четвереньки, и чтоб Хозяин взял её на поводок. Раньше такие мысли показались бы ей странными и нелепыми, но сейчас она воспринимала это как нечто, само собой разумеющееся. Может быть, тому были причиной непривычные сапожки, а может, цепочка от ошейника, собранная в стылый ком, который она вынуждена была нести в руке. Её шатало. Макс шёл рядом, и временами, как галантный кавалер, протягивал ей руку, чтоб помочь переступить через очередную большую лужу.

«Дин-дон, бряц-бряц, шлёп-шлёп», – так они прошли по дорожке до конца, миновали мостик и достигли беседки. Той самой, где летом Лайка – тогда ещё Лика – задремала в ожидании Хозяина и вторично повстречала дядьку-кузнеца.

«Оказывается, лето уже прошло, – неожиданно для себя подумала девушка. – Как быстро… я почти и не заметила». Хотя было не слишком холодно, ветер и дождь уносили тепло. Время от времени, случайно касаясь себя рукой, затянутой в перчатку, Лайка ощущала под двумя-тремя слоями латекса тёплую упругость собственного тела и невольно вздрагивала. Ей вдруг дико захотелось, чтоб Максим прямо сейчас обнял её и крепко сжал – крепко-крепко, так, чтобы у неё перехватило дыхание, чтоб она всем телом ощутила его грубую мужскую хватку, тугость резины, натяжение цепей, жар его ладоней… Дыхание её невольно участилось, рёбра корсета врезались в бока. Она спотыкалась: цепи с их «переливающейся» тяжестью заставляли её быть внимательной и выверять каждый шаг. От ощущения надвигающейся беды Лайку ещё острее затопило чувство стыда и невыносимо сладкого счастья – счастья осознания собственной необходимости, радости принадлежности мужчине. Они были здесь одни, вокруг – никого, только липы и дождь. Могла ли она представить себе раньше, что её персональное счастье будет состоять из вот таких, ужасных в отдельности компонентов: неволи, унижения и боли, кандалов, цепей, ошейника, тяжёлых, облепивших всё тело одежд и, наконец, неразделённой любви?

Хотя, нет: ещё из осени и дождя.

Или это правда, что минус на минус даёт плюс?..

Возле беседки Макс остановился.

– Нам надо поговорить, – сказал он.

– О чём поговорить, Хозяин? – с готовностью отозвалась Лайка.

– О тебе, – Максим сложил зонт и сел на скамейку. – Садись.

Лайка быстро и уже привычно опустилась перед ним на колени, немного замешкавшись из-за неудобной обуви. Максим нахмурился и помотал головой.

– Не туда. Сюда садись, – он похлопал по скамейке рядом с собой. – Не хватало ещё, чтобы ты простудилась.

Быстро и без возражений Лайка перебралась к нему. Сердце её колотилось.

– Я знаю, что ты была в ТОЙ комнате, – сказал Максим, помолчав. – Не возражай: Эльвира всё мне рассказала, у нас с ней нет тайн друг от друга. Ты видела ту девушку, Куклу, и говорила с ней. Говорила?

Лайка кивнула:

– Да, Хозяин.

Щёки её горели.

– Что она рассказала тебе? – спросил Максим. – Впрочем, это не важно… Сейчас я буду говорить с тобой не как с рабыней, а как с женщиной. Забудь об этих кандалах, забудь на время всё, что было. Ты же не дура, и сама уже всё поняла. Ну, или почти всё. Здесь не благотворительная организация для девочек и не пансионат для благородных девиц. А если и пансионат, то особый, закрытый. Если Кукла назвала его публичным домом, она почти права. Это действительно публичный дом, бордель. С одним отличием: здесь клиентам оказывают только определённого вида... услуги.

Максим говорил медленно, не глядя на девушку. Речь свою он, скорее всего, продумал заранее, но слова сочились из него медленно и трудно.

– Есть люди, которые мыслят по-другому, – говорил он. – Не так как все. Их не устраивают обычные отношения. В сексе… в любви они хотят быть ближе, чем обычные люди. Их не устраивают простые обещания и клятвы. Им нужно владеть и принадлежать. Не буду рассказывать тебе про садистов и мазохистов, хотя мы предпочитаем называть себя «доминанты» и «сабмиссивы». Если по-простому, то «дом» и «саб» (в твоём случае – «саба»). Ты понимаешь, о чём я?

Лайка кивнула.

– Хорошо. Так вот. Некогда… достаточно давно, ещё в начале девяностых, несколько людей решили, что хватит таиться и страдать поодиночке. Ты смотрела фильм «Мистический лес»? Смотрела? Так вот, тут было то же самое. Среди них было несколько влиятельных людей – бизнесменов, политиков, чинов из ФСБ, и даже отошедших от дел «братков». Это были мужчины, женщины… люди с сильной волей – и когда они нашли друг друга, то решили объединить усилия. Они подкупили, «подмазали» нужных людей, арендовали участок и создали закрытую от мира «колонию». Так появилась эта усадьба. Только не думай, что всё так плохо и тяжело, что мы преступники и нарушаем закон. Да, в первый раз многие попадают сюда так же, как ты. А я… Я здесь всего лишь «воспитатель». Тренер, если так можно сказать. Только не подумай чего: мы никого не держим силой. Мы подыскиваем… подбираем девочек по всей стране – таких, как ты: затурканных домохозяек, серых мышек, засидевшихся в девках, задавленных комплексами, брошенных жён и любовниц… даже вокзальных беспризорниц подбираем: им всё равно одна дорога – на панель или в тюрьму, а там сифилис или наркотики довершат дело. Понька, если хочешь знать, как раз такая беспризорница: ей было тринадцать, когда мы её подобрали в Казани, накормили, отмыли, привезли сюда и долго лечили девке почки и придатки. Совсем дистрофик была, токсикоманила… Да… Видела бы ты, как она орала и кидалась на охранников! Всех поубивать грозилась. А через восемь месяцев в ногах валялась, просила заковать её покрепче и оставить здесь навсегда. Часто сначала бывает, как у тебя, – все проходят этот путь: шок, непонимание, протесты, ужас, дёрганья… Но потом девяносто пять процентов женщин, что называется, «входят во вкус». У нас хороший психоаналитик – она почти не ошибается, когда мы рассматриваем очередную «кандидатуру». Не смотри на меня так: им всё равно ничего не светит на свободе: ни порядочной профессии, ни богатого мужа, ни влиятельных родственников у них нет. Это своего рода ломка. Ведь все вы, такие женщины – люди со сломанной судьбой. Она криво срослась, и нам, как хирургам, приходится сначала всё в вас сломать, прежде чем сложить как надо, чтоб оно потом нормально срослось. Это больно, но иначе не получается. И когда такая девочка проходит «начальный курс» – заковка, тренинг, дрессировка – ей предлагается на выбор уйти или остаться.

– Остаться? – машинально повторила Лайка.

– Да. Стандартный срок такого контракта – два года, как в армии. Если она решает остаться, то становится сексуальной рабыней на всё время пребывания здесь, если исключить какие-то чрезвычайные обстоятельства. Наши посетители, ты сама видела – люди небедные, у нас хороший врач, за девушками следят, но в остальном никаких поблажек: режим очень строгий, работать приходится много, в любое время дня и ночи. Никаких контактов с внешним миром, никаких ограничений: если приказали – делай, а будешь артачиться – заставим. Дисциплина железная. Хотя ничего невозможного или опасного мы не практикуем. А если кто-то из девушек хочет учиться чему-нибудь, мы выделяем время и приглашаем учителей – среди нашей клиентуры разные есть люди: учёные, даже профессора… Потом, когда закончится срок, контракта, они могут уйти. На их счёт начисляется неплохая сумма денег, поверь, действительно неплохая… некоторые даже открывают собственное дело. Но многие – больше половины, подписывают новый, повторный контракт. Им просто некуда идти.

Тут Максим умолк и о чём-то задумался. Дождь шуршал по крыше ротонды.

– Хозяин… – позвала его Лайка. – Я правильно понимаю, что я… должна выбрать?

Максим вздрогнул. Посмотрел на собеседницу и опустил глаза.

– К сожалению, нет, – медленно проговорил он. – Всё хуже. Я… то есть, мы…

Он ещё помолчал и закончил:

– Я не могу позволить тебе здесь остаться.

Лайку обдало жаром, потом холодом, и совсем не ветер с дождём были тому причиной. Всё у неё внутри сжалось, словно она падала с большой высоты, сердце сорвалось и покатилось под горку – ниже, ниже, пока не застряло тяжёлым ледяным комом где-то в животе. Ей даже показалось, она слышит звон разбитого льда.

– Почему? – вскрикнула она, верней, хотела крикнуть, но из горла вырвался только хриплый шёпот: – Почему?

Забывшись, она даже не прибавила положенное «Хозяин». Впрочем, Максим этого даже не заметил.

А Лайка уже не сдерживала слёз, они текли ручьём. Странно, если за день до того, запертая в вонючем бондажном ящике, избитая плетью, с заткнутым ртом, с руками в колодках, она думала, что уж скорей бы всё закончилось, и даже всерьёз рассматривала возможность будущего побега, то сейчас, когда её поставили перед фактом, что ей придётся уйти, она дико, невообразимо хотела остаться. Как было сказано про девушку Поняшку – «в ногах валяться, умолять» и всё такое прочее…

– Но почему, Хозяин? – она вскинула руки. – Ведь я хорошая рабыня! Я же хорошая? Скажите, Хозяин, ведь Лайка – хорошая рабыня? Я… я исправлюсь! Почему, почему я не могу остаться? Я нарушила правила, да? Я была слишком любопытной? Пожалуйста, пожалуйста, накажите меня, посадите на хлеб и воду, закуйте в колодки, бейте, делайте что хотите… только простите! Я исправлюсь, я больше не буду!..

Максим покачал головой и виновато улыбнулся.

– Не в этом дело. Ты всё равно узнала бы об этом рано или поздно. Просто, понимаешь, отсюда можно уйти, но только один раз. И можно вернуться. Тоже только один раз. Мы же не убийцы, в самом деле… А та девушка… Кукла… она знала слишком много и решила, что сумеет… что имеет право отомстить нам. А знаешь, за что она мстила?

Лайка замотала головой так энергично, что зазвенели цепи.

– За любовь, – глядя ей в глаза, сказал Максим.

Лайка не нашлась, что на это ответить. Она уже начала понимать.

– Видишь ли, – продолжал тем временем Максим, – я же говорил уже, что я – всего лишь тренер. Воспитатель. Ты должна была быть одной из многих моих учениц. Потом тебе пришлось бы начать работать. Обслуживать клиентов. А ты… Мы ошиблись. Ты оказалась слишком привязчива, слишком предрасположена к мазохизму. Таким, как ты, нужен только один хозяин. Если тебя заставить спать со многими, служить всем, быть живой куклой… не игрушечной, а настоящей шлюхой… это тебя убьёт.

– Хозяин… – сбивчиво сказала Лайка, теребя в руках цепь от ошейника, как маленькая девочка мнёт и комкает передник. – Так вы хотите, чтоб я ушла, потому, что я вас… люблю, да? Но я… Я ведь действительно люблю вас, Хозяин! То есть, рабыня очень любит Вас! Но разве это плохо? И я… я понимаю, да… Но неужели нельзя сделать так, чтоб я… чтоб Рабыня Лайка была Вашей? Вы… не хотите меня? Я вам так безразлична?

Максим долго молчал, потом протянул руку, мягким движением убрал с головы девушки капюшон и погладил её по влажным волосам. Лайка задохнулась, вытянула шею, склонила голову и закрыла глаза, всем существом отдаваясь этой внезапной, неожиданной ласке. Она ничего не соображала. Сосочки её затвердели, между ног мгновенно сделалось горячо.

«Боже, не допусти, чтоб это сейчас кончилось, а то я с ума сойду! » – взмолилась она про себя, изо всех сил сжимая-разжимая бёдра. Набухшими, сразу ставшими чувствительными женскими губками она ощущала сквозь тонкий слой резины холодные жёсткие звенья цепи от ножных кандалов, идущей вверх, к корсету, ухватилась за неё и натянула как можно сильнее, раз уж нельзя было запустить пальчики прямиком между ножек. Какой-то необычный, тающий оргазм накрыл девушку с головой, она словно оказалась в мягком коконе вне времени, заполненном нагретым молоком. Латекс обнимал каждый сантиметр её тела, холодил и согревал одновременно, цепи тянули вниз, качались, мягко звеня, ошейник сдавливал, а мягкая рука – рука Хозяина – всё гладила и гладила её по волосам.

– Хозяин… – прошептала она. – О, Хозяин…

– Я слишком к тебе привязался, – мягко сказал Максим. – Прости.

С этими словами он подался вперёд, обнял её и прижался губами к её губам. Лайка застонала, ощутив во рту его язык, раскрылась, уронила цепь и подалась к нему, потянулась руками, путаясь в кандалах, попыталась закинуть ногу, а затем, то плача, то смеясь, содрогаясь в череде мельчайших сладких судорог, торопливо нашаривала молнию на кожаных хозяйских брюках («Боже, я просто сука… я такая сука… как хорошо… хорошо-то как…»), потом извлекала наружу тугой горячий стебель, с наслаждением вдыхала резкий запах возбуждённого мужского тела, от которого на холодном осеннем воздухе у неё сразу поплыла голова; и она ласкала его губами и пальцами, постоянно чувствуя хозяйские руки на спине и на затылке, а после этого, под стоны и срывающийся шёпот: «Ах ты, молодец… хорошо… хорошо…» вспоминала уроки, полученные в шахте, и ловила белые брызги, и по капле сцеживала горький мёд. И сапожки на пуантах, в которых было так трудно ходить, оказались очень кстати, чтоб сидеть на полу на коленях – не нужно было вытягивать носок. Лайка ничего не соображала. Одна её рука уже давно, помимо воли, заползла под дождевик и сарафанчик и бедокурила там, замешивая пряное крутое тесто из горячей плоти, женской смазочки, звенящего железа и скрипучего латекса. И она кончила столько раз, и погрузилась в эту сладкую пучину так глубоко, что не сразу обратила внимание, когда что-то маленькое укололо её сзади в шею – прямо над стальной полоской ошейника – и глаза стала заволакивать пелена. Мгновение спустя она почувствовала, что слабеет. И без того размытый дождём и слезами мир перед её глазами расплылся окончательно. Она ещё увидела лицо Максима, успела прошептать ему: «Люблю…», – и провалилась в глубокий и тяжёлый сон без сновидений.

*

Продолжение следует

Нельзя было, чтобы попить, не говоря уже о месте для согрева. Он стал пускать её в подъезд – Лайка сначала с недоверием относилась к сухой лестнице и подозрительно обнюхивала две коляски, но в подъезде было тепло, её никто не гнал, так ещё и еду приносили, и Лайка обосновалась там. Лайка огрызалась и вообще ни в ком хозяина не признавала: сбегала на несколько дней, перетягивала к себе вещи, которые считала своими, гремели горшки с домашними цветами на нижних этажах. Пете один раз высказали, что он загаживает благочинный подъезд непонятными собаками, Лайка тогда очень оскорбилась — в её роду бабушка даже согрешила с доберманом, но виду благородно не подала. А вот у Пети, видимо, в роду были бульдоги – он встал в стойку и настоятельно взывал к совести недовольных. Многие бурчали, но Петя был непоколебим, и Лайка месяц была уверена, что за железной дверью всегда накормят, напоят, почешут за ухом. И даже паразитов снимут. Так Лайка бегала с высунутым языком, радовалась, вела свою активную собачью жизнь с тылом в виде Пети. Когда он нацепил ей ошейник и повёл на вокзал – энтузиазма в Лайке было, сказать честно, мало. Тащат не пойми куда, зачем, и почему из привычного двора выдергивают. Лайка вот никогда не соглашалась, что она Петина. Петя этого тоже не говорил ей этого даже между делом, но тем не менее тащил на электричку и ехал с ней долго до самой небольшой деревушки. * С бабой Нюрой общий язык они нашли сразу – у бабы Нюры были ласковые руки, крутой нрав и очень вкусные пироги. Собственно, последние два обстоятельства тесно друг с другом переплетались — Лайку не держали на привязи и та могла из ребячества стащить вкусный, ещё горячий пирожок с подоконника. Баба Нюра, в свою очередь, запускала в полет веники, метлы, полотенца и бог знает что ещё, всегда промазывая, но пугая и радуя Лайку. Ей, на самом деле, было не жалко пирожка. По вечерам баба Нюра садилась на лавочку, Лайка ложилась рядом, и так они провожали прошедший день. Петя забрал её к бабушке в деревню, чтобы им обеим не было скучно, да и дом, какой-никакой, Лайка могла охранять. Правда, Лайка, скорее,

Крутилась целыми днями по своим собачьим делам, пыталась снять ошейник и рыла ямы, в которые прятала любимые игрушки. Она не обращала внимание на соседа, облокачивающегося на забор, или мальчишек, которые проверяли Лайку на прочность, чтобы знать, когда нужно убегать с полными яблок карманами. Лайка считала ниже своего достоинства реагировать на такие раздражители. Она вальяжно лежала, скрестив передние лапы, и показательно отворачивалась от мальчишек. Но нужно сказать, что яблоки пропадать перестали и вот по какому случаю. Поздно вечером, когда баба Нюра закрывала сарай на замок, мальчишки все-таки решились на диверсию. С обратной стороны огорода они перелезли через забор и выстроились цепочкой, чтобы один смог высмотреть бабу Нюру, а остальные — набить карманы. Они списали со счетов Лайку, что ей сыграло на руку, то есть лапу. В потемках она подобралась со спины к старшему мальчишке, который вытягивался и выглядывал, и с крайней степенью шаловливости лизнула его в голую ногу. Тот взвизгнул, перелетел забор, и остальная толпа кинулась за ним, перепуганная не меньше. Лайка, довольная, посеменила в будку, а вышедшая баба Нюра и подумать на ленивую Лайку не могла – да и никто впоследствии не думал – что это она напугала мальчишек, которые, сверкая пятками, разбегались по домам. С тех пор никто в огород не лазил, а среди мальчишек ходили слухи о Яблоневом Чудовище с ядовитыми щупальцами, которые норовят схватить за ноги всех, кто рискнет пробраться в чужой огород! * Лайка вообще не была честолюбивой. Бабе Нюре она помогала из уважения и любви, а одним вечером отбила курицу от вышедшей из леса лисицы. Курица успела забежать во двор, а Лайка до самого леса гнала рыжую бестию, и Нюра потом ловила Лайку, чтобы намазать раны зеленкой – ну только местных дворняг смешить! – не зная, что та спасла её хозяйство. Правда, однажды Лайка перестаралась. В деревне многие держали всякую живность, и по соседству жила семья уток. Лайка как-то разговорилась со старым селезнем, и такая у них увлекательная беседа о видах корма вышла, что почтенный селезень наутро оказался в курятнике бабы Нюры. Та, разговаривая с хозяином утиного выводка с селезнем на руках, косо смотрела на Лайку, а Лайка беспечно глядела куда угодно, только не в

Следующее утро началось по меньшей мере странно. Не было ни Макса, ни Эльвиры, ни девушек-прислужниц. С утра за ней зашли два хмурых молчаливых парня, грубо разбудили её тычком, подождали, пока она приведёт себя в порядок и съест принесённый ими завтрак, и, не дав ей даже толком одеться, куда-то повели. Из одежды ей позволили надеть одни лишь трусики, руки завели за спину и там сковали маленьким замочком, в рот сунули уже знакомый резиновый кляп и туго затянули ремень на затылке. Лайка шла, опустив очи долу и мелко семеня закованными ногами. Ворс ковровой дорожки щекотал босые ступни. Было страшно.

В дальнем конце коридора обнаружилась кабина лифта. Без лишних разговоров парни втолкнули девушку внутрь, приказали развернуться лицом к противоположной от входа стене, прицепили за цепи к кольцу в стене, после чего лифт двинулся вниз и шёл довольно долго, прежде чем остановиться. Лайке разрешили обернуться, сняли замки и мягко подтолкнули к выходу. Она огляделась.

И замерла.

Здесь было подземелье – длинный коридор, перекрытый двумя частыми решётками, возле которых стояли охранники – два неподвижных парня в синей униформе с дубинками на поясе. Стены, выбитые в камне, были даже без следов какой-то кладки – настоящая шахта. На потолке горели редкие светильники. Издалека доносился тихий гул механизмов. Пол был неровным и усыпанным пылью и щебнем. Парни вынули откуда-то прозрачные пластиковые туфли, больше напоминающие полусапожки, помогли ей надеть их и повели девушку дальше по коридору. Решётчатая дверь открылась и закрылась у Лайки за спиной, и она почувствовала себя в ловушке. Коридор был неширокий – только-только разойтись двоим. Парни шли всё вперёд и вперёд, увлекая дувушку за собой, минуя какие-то боковые коридоры, откуда слышался то стук чего-то металлического, то голоса, то звон цепей, пока наконец минут через пятнадцать все трое не оказались в каком-то большом помещении. Здесь было светлее, потолок не нависал над головой, заставляя втягивать её в плечи. Рядом проходил ещё один широкий коридор с двумя рядами железных дверей по обе стороны. Лике всё это напомнило какой-то фильм про тюрьму. Всё так же молча конвоиры отвели девушку к одной такой двери, открыли замок, ввели внутрь и расцепили ей руки.

– Располагайся, – сказал один из них. – Вот твоя койка. Одежда там, – он указал на узенький железный шкафчик в углу. – Остальное тебе объяснят. Поняла?

Лайка торопливо закивала. Парни сняли с неё кляп и вышли. Дверь за ними захлопнулась, оставив Лайку в одиночестве перед новой загадкой. Она нагнулась, перешагнула через цепь своих наручников, чтоб они снова оказались спереди, и начала осматривать своё новое жилище.

Это была маленькая каморка со стенами дикого камня, без окон, с двумя кроватями в разных концах, железными шкафчиками в углах и совмещённым санузлом возле двери – стоячий душ и унитаз. Рядом обнаружилось небольшое, вмурованное в стену зеркало, расколотое поперечной трещиной. Под потолком была вентиляционная решётка и две лампочки, забранные предохранительной сеткой. Больше здесь не было ничего. Одна кровать была застелена, на другой была только подушка и голый серый поролоновый матрац, весь в пятнах от еды или менструальной крови. Лайку передёрнуло. Дверь была без ручек и вообще без каких-либо выступов, только в середине помещалось маленькое оконце, забранное частой сеткой и толстым исцарапанным стеклом. Несмотря на подземелье, воздух в камере был свежим и сухим, пах хвоей и какой-то химией – наверное дезинфицирующей жидкостью.

«Где я? – растерянно подумала Лайка. – Что происходит? Это что, какая-то шутка? »

От волнения ей захотелось пописать. Лайка торопливо совершила свои нужды и полезла в шкафчик посмотреть, что там. Внутри была пересыпанная тальком стопка гладкой чёрной тонкой листовой резины – постельное бельё, и комплект рабочей одежды, тоже из толстого чёрного латекса: высокие резиновые чулки с подвязками на ремешках (смотрелись они почти как сапожки), коротенькая расклешённая юбка, странного покроя длинный корсаж в обтяжку, перчатки и… противогаз. Противогаз Лайку просто ошеломил – она даже сперва немного испугалась. Заглянув поглубже в шкаф, Лайка обнаружила там помимо прочего уже привычную бутыль с присыпкой и что-то вроде короткого чёрного платьица без рукавов с застёжкой на плечах, и не придумала ничего лучшего, кроме как достать его и одеться, а одевшись, сразу почувствовала себя лучше. Платье оказалось чуть длиннее трусиков и еле прикрывало бёдра, но лучше такое, чем вовсе никакого. Корсет она надевать не стала, а в чулки не удалось залезть даже наполовину – такие они оказались тугие. Вместо этого Лайка взяла противогаз и, повертев его в руках, направилась к зеркалу. Чем-то она её притягивала, эта чёрная блестящая личина с двумя круглыми коробками по обе стороны и овальными очками. Лайка вспомнила уроки НВП, откинула волосы назад, растянула тугие ремешки газовой маски, примерилась подбородком и надела её. Выдохнула, обернулась. Из зеркала на девушку глянуло чужое чёрное лицо – безобразное и вместе с тем какое-то неуловимо притягательное, как маска насекомого – гигантской чёрной стрекозы. Резина плотно охватила лоб и щёки. Дышалось, однако, легко. Собственные глаза сквозь стёкла очков показались ей чужими и немного изумлёнными. Чувствуя себя дура-дурой, Лика стянула противогаз и положила его обратно в шкаф, застелила постель и стала ждать, что будет дальше.

Ждать пришлось на удивление мало: уже минут через пятнадцать по мироощущениям Лайки коридор наполнился звоном, шорохом шагов и женскими голосами. Кто-то крикнул команду, некоторое время царила тишина, нарушаемая всё тем же властным голосом, ведущим перекличку, затем замок вдруг щёлкнул, в камеру вошла высокая рыжеволосая девушка, захлопнула дверь за собой и с любопытством покосилась на Лайку.

– Новенькая?

Та кивнула.

Звеня цепями, девушка упругой походкой прошла к своему шкафчику, небрежно бросила туда противогаз, который несла в руке, без всякого стеснения стащила свой облегающий, словно вторая кожа, костюмчик, прошлёпала в душ, пустила воду и принялась смывать с себя пот, грязь и посеревший тальк. Она фыркала от наслаждения, встряхивала рыжей гривой и так звенела цепями, что наверное, её было слышно даже за стеной. Лайка исподволь рассматривала свою соседку. Девушка казалась совсем молодой – на вид не больше семнадцати-восемнадцати. Рослая, с вьющимися рыжими волосами, бледной, как у всех шатенок кожей, со вздёрнутым носиком и раскосыми большими глазками, она чем-то напомнила ей анимэшных персонажей. В фигуре наблюдалась какая-то странная дисгармония: у девушки были довольно большие попка и грудь и вместе с тем – очень тонкая, сантиметров сорок пять в обхвате талия. Девица была в кандалах и в ошейнике, причём, как показалось Лайке, и цепи и браслеты на ней были чуть потяжелей и покороче, нежели у неё, и более аккуратно изготовленные. Что интересно, кандалы нисколько не мешали ей, она двигалась очень естественно, словно так и родилась в цепях, была легка и грациозна. Руки выглядели слишком сильными для девушки, но не чересчур. На левой ягодице был изображён кленовый листик. Рисунок был рельефным, будто выдавленным на её бархатистой гладкой коже. "Клеймо!" – догадалась Лайка. По спине у неё пробежал холодок.

– Давно ты здесь? – спросила девушка. – Как зовут? Лайка?

– Да… А как ты догадалась?

– Дурочка! – рассмеялась та. – У тебя же на ошейнике написано.

– Ой, верно…

– Тебе так полюбилась конура?

– Ага, – Лайка опустила взгляд. – А тебя как звать?

– Я – Пони, – девица тряхнула намокшими волосами, прогнулась и гордо выставила вперёд грудь и шею, демонстрируя надпись на ошейнике: "Pony".

– Пони?

– Ага, – широко улыбнулась она. – Пони или Поня. Можно – Поняшка. Или – «Понита», как покемошку. Меня так зовут, потому что я люблю кататься, верней, когда на мне катаются, – пояснила она. – И ты так зови, хорошо?

– Где мы? – спросила Лайка.

– В каменоломнях. Здесь добывают туф и травертин.

– Кто добывает?

– Мы, дурочка! – снова рассмеялась та, выходя из-под душа и вытирая волосы полотенцем. Она присела рядом с нею на кровать, с любопытством покосилась на соседку, прикоснулась пальцем к её ошейнику. – Тебя недавно заковали?

– Угу. – Лайка подвигала забранной в железо шеей. – А здесь что, тюрьма?

– Можно сказать и так. Я называю это место домом.

– Мы… Ты хочешь сказать, что я навсегда сюда попала?

– Навсегда? Вряд ли. Сюда все попадают на время. Настоящая жизнь наверху, но ведь кто-то должен и работать, я правильно говорю? Должны же наши хозяева нас на что-то содержать. Время от времени всех нас ссылают в шахты.

– Это тяжело?

– Ты привыкнешь. Все привыкают. Или почти все. Ты только не серди надсмотрщиц, почаще мойся и не снимай противогаза, когда работаешь, и уйдёшь отсюда здоровой.

Она придвинулась ближе. Взяла Лайку за руку. Та попыталась вырваться, но рыжая девушка оказалась настойчивей, и хватка у неё была – будь здоров.

– Зачем… ты…

– Пожалуйста, – вдруг зашептала та, призывно глядя ей в глаза. – Я уже месяц одна… Ты ведь тоже хочешь? Я знаю, ты хочешь. Тебя поэтому сюда и отправили. Я ведь могу взять тебя силой, но зачем? Сделай мне хорошо… Сделай, а потом я тебе тоже сделаю… Ну?

Лайка медлила.

– Я не заразная, – торопливо сказала Пони, истолковав её сомнения по-своему. Грудь её вздымалась и опадала – возбуждалась странная девушка сразу, будто мгновенно. – Здесь вообще все чистые. Иди ко мне… иди…

– Наверное, нельзя, – сказала Лайка. – Мне запрещали…

– Так это одной нельзя! – рассмеялась та. – Поймают, плетей всыпят. Я тоже одна извелась вся – жуть, как хочется, аж ночью руки сами туда лезут, а нельзя. Один раз сорвалась, думала, не заметят, так мне наутро таких плетей дали – я три ночи спала на животе… А вдвоём можно! Иногда, если хозяевам понравится, ещё дадут чего-нибудь. – Она была близко, совсем близко – Лайка уже ощущала сладкий аромат мыла, возбуждённой киски и чистой кожи, – здоровый запах крепкой молодой девчонки.

– Ну давай, я не заразная, возьми же меня, возьми!

Лайка плюнула на всё и подалась вперёд. Их цепи и тела сплелись, лаская друг дружку, водоворот желания поглотил обоих, и прошло не меньше получаса, прежде чем они оторвались друг от друга. Особого удовольствия Лайка не испытала, а вот Поня бурно кончила и долго ещё лежала рядом, рисуя пальцем у неё на животе какие-то узоры.

– Давай сдвинем кровати, – вдруг предложила она.

– Нет! – торопливо отказалась Лайка и рванулась было встать, но Поня ухватила её за цепь ошейника и потянула обратно.

– Лайка, ну дава-ай… – заныла она. – Это разрешается: ночью камеры проветривают, будет холодно. Давай! Мне надоело мёрзнуть. Обещаю, что не буду приставать.

Лайка поразмыслила и согласилась. Кое-как они придвинули одну кровать к другой и вскоре, путаясь в цепях, уже устраивались под двумя одеялами. Поня привычно устроилась у Лики на плече, обхватила её рукой за талию, уткнулась носом в ямочку у Лики над ключицей и засопела.

– Если захочешь в туалет, – пробормотала она, – буди меня, не бойся: я быстро засыпаю… Ты не храпишь, Лайка? Я не храплю.

– Я тоже не храплю, – сказала та. – А ужин будет?

– Ужина здесь не бывает, – сонно пробормотала та. – Спи, завтра рано вставать.

Как будто вторя её словам, лампочка под потолком погасла и зажглась другая – слабая и красная. В свете её маленькая камера стала казаться ещё меньше. И в самом деле похолодало. Поняшка уже спала, приоткрыв ротик и мягко посапывая, от неё приятно пахло чистым потом, мятным шампунем и мокрыми волосами. Лайка зарылась глубже в одеяло, потянулась погладить ошейник девушки и вдруг замерла. Присмотрелась внимательнее, чуть сдвинула его на шее вверх-вниз, туда-сюда и нахмурилась. Несколько секунд она лежала в немом изумлении, потом также осторожно проверила браслеты у её наручников и окончательно пришла в недоумение. Нигде не было ни следа разъёма! Толстые, нержавеющие, отменным образом отполированные браслеты и ошейник сидели на Поните как влитые, только цепи были приварены сбоку, но приварены самым аккуратным образом. И Лайка готова была поспорить на что угодно, что и на ногах у девушки браслеты кандалов были такие же.

Понита между тем зашевелилась, открыла глаза и посмотрела Лайке в лицо. Улыбнулась и лизнула Лайкину грудь острым кончиком язычка.

– Всё-таки хочешь ещё?

– Понита… – голос Лайки сделался хриплым. – Эти браслеты… Почему ты так?

– Что? Цепи? – спросила она. – Это у меня с детства.

– Как это…

– Хочешь спросить? – сказала она. – Не бойся: все спрашивают. Очень просто, Лайка. Я в них выросла.

– Выросла? – опешила та. – Как это?

– Ну, их надели мне, пока я была маленькой.

– И ты согласилась?! – Лайка пришла в ужас.

– Меня не спрашивали, – она села и потянулась. – Видишь ли, я – потомственная рабыня. Моя мать очень любила свои кандалы и своё рабство, и страшно жалела, что не носила их всю жизнь. И поэтому хотела, чтоб дочь была счастливее её. Когда я родилась, их специально изготовили для меня в расчёте, что я вырасту, и надели, когда мне исполнилось пять. Я без них себя даже уже и не помню.

– В пять? – не поверила своим ушам та. – Да ты врёшь. Они бы слетели, если в пять…

– А их закрепили другими браслетами сверху, поменьше. Потом эти другие сняли, когда я подросла. А ошейник сначала согнули. В овал. Потом выправляли потихоньку, по сантиметру в год. Я никогда не была без цепей. Чего глаза таращишь? Всегда так делают, если хотят на будущее заковать, самое обычное дело. С цепями, правда, чуть-чуть не угадали – коротковаты получились, но кто же знал, что я такая вымахаю… Хозяин говорит: «Акселерация». Но я уже привыкла. Это же постепенно всё было, не сразу.

– Понька, – Лайка вся подобралась. – Извини, конечно, но… сколько тебе лет?

– Пятнадцать, – простодушно ответила та. – А что?

– Пятнад… Боже мой, да ты же десять лет в кандалах! И ты ни разу не была… свободной?

– Не-а, – та тряхнула кудрями. – И не жалею.

– Почему?

– Здесь лучше. Не зря же вы сюда приходите, чтобы хотя б ненадолго быть, как я? Меня спросили год назад, хочу я уйти или нет. Мне было четырнадцать, я отказалась. Следующий раз мне будет разрешено уйти в восемнадцать.

– Уйдёшь?

– Не знаю. Куда? Зачем? Мне здесь нравится. Я обожаю трахаться. Трахаться, трахаться! – она облизнула губки и оскалилась в улыбке. – Я всё равно ничего больше не умею делать, только камни долбить, бегать в коляске и трахаться. Ты тоже любишь? Хочешь ещё? Прямо сейчас? Я могу.

– Нет. Ты обещала не приставать. Слушай, и много вас тут… таких?

– Полно, – сказала Понита. – Полшахты наберётся.

Лайка погладила её по голове. Понита замурлыкала как кошка и тесней прижалась к её груди.

– Ты хорошая, – вдруг объявила она. – С той, прежней, мне всё время драться приходилось – не хотела меня. А ты сразу согласилась.

– Прежней?..

– Да. Её увели.

– Куда?

– Не знаю.

– А ты… не обижаешься на мать?

– На мать? – сонно отозвалась та. – Я её никогда не видела.

Вскоре она уснула окончательно, а Лайка, мучимая мыслями, пролежала чуть ли не до самого утра.

Утром её разбудил грохот – это надсмотрщицы стучали палками по дверным решёткам. Пони уже была на ногах – чистила зубы, и задорно улыбнулась, увидев, что Лайка открыла глаза.

– Одевайся, – сказала она. – Пора на развод. Трусики можешь оставить свои.

Торопливо сходив в туалет и приведя себя в порядок, Лайка начала одеваться и тут же запуталась в своих новых латексных одёжках. Поня, уже затянутая в чёрную резину с ног до головы, со смехом принялась ей помогать.

– Да погоди, так ты их не наденешь!

– Не могу, – она отложила чулки. – Они слишком тугие!

– Зато целлюлита не будет. Дай, я тебе помогу. Смотри: это делается вот так.

Она сноровисто обсыпала девушку тальком, протолкнула верх её чулок через браслеты ножных кандалов, собрала упругую резину в гармошку и раскатала вверх до бёдер. Разгладила, скользнув игриво пальчиками Лайке в киску так, что та невольно ахнула, потом нагнулась, быстро чмокнула её в одно бедро, в другое, заглянула снизу ей в глаза, хихикнула и потянулась за корсетом.

– Теперь затяжка. Ну-ка, встань, выпрямись, я нацеплю на тебя эту штуку…

Корсет был очень тугим, из чёрной прохладной резины, шелковистый, длинный и с высоким воротом. Сквозь мягкую поверхность ощущались залитые в резину косточки: конструкция была продуманной и прочной. Поня застегнула на ней молнию и пряжки на плечах, заправила широкую трубу воротника ей под ошейник и начала шнуровать свою подругу. По мере того, как утягивалась её талия, Лайка постепенно начала понимать, почему у её сокамерницы такая странная фигура. Её маленькие в общем груди стиснуло жёсткими чашечками и приподняло так, что сквозь тонкую в этом месте резину стали выпирать соски, зад оттопырился, живот стал выпуклым и упругим. Подгонка продолжалась минут десять, всё это время Лайка боялась, что они опоздают, но по-видимому, времени на туалет давалось порядочно: никто не торопил их, не стучал дубинкой в окошко и не выгонял из камеры. Наконец, сочтя подругу упакованной по всем правилам, Лайка затянула узел и упрятала концы в шнуровку, чтобы не свисали, после пристегнула подвязками чулки и помогла надеть ей босоножки, а то Лайка с трудом смогла бы дотянуться до своих ступней – корсет почти не давал ей возможности нагибаться. И только коротюсенькую юбочку она надела и застегнула на себе сама.

– Теперь капюшон.

На свет явился капюшон, точней – глухой и чёрный шлем. Резиновая маска плотно обтянула голову, открытыми остались только рот, глаза и ноздри. Ощущение было очень необычным и неожиданно приятным – Лайка словно заново почувствовала своё лицо и против воли возбудилась. Уши закрыло, звуки стали приглушёнными. Тем временем Поня застегнула на ней все застёжки, облачилась сама в точно такую же маску, кивнула Лайке на противогаз и перчатки: «Надевай», а сама взяла из шкафа тряпочку и полироль, и пока та натягивала длинные тугие перчатки, стала полировать на подруге латекс.

– Э, да ты вся течёшь! – внезапно воскликнула она.

– Что? – Лайка наклонила голову и в самом деле увидела «любовные слюнки», аксельбантами свисающие с её трусиков почти что до колен. Она даже не подозревала, насколько возбудилась в процессе её упаковки в латекс. Кровь бросилась ей в лицо, под маской стало жарко.

– Вот это да! – тем временем ликовала Поняшка, ловя любовную смазку подруги в свою ладонь. – Тебе что, так понравилась резина?

– Да… То есть, я не знаю… – растерянно призналась та. – Я уже носила латекс там, наверху. Но я не думала…

– Все не думают. А он классный, клёвый! Вот посмотри на себя! – она развернула Лайку лицом к зеркалу. – Нравится? Вот увидишь, он тебе понравится ещё больше. Ладно. Надевай противогаз и пошли.

После переклички, во время которой Лайка вовремя не отозвалась с первого раза, за что немедля получила пять горячих по заднице, их отвели в забой. Камень (это был розовый туф) был уже заранее наломан крупными кусками. Две девушки загружали его в вагонетки; а Пониту и Лайку поставили возить одну такую вагонетку, сковав для верности их цепью за ошейники (другой конец цепи был намертво приклёпан к донцу железной повозки). В воздухе висела мелкая седая пыль, блестящие резиновые одёжки девушек скоро сделались матовыми. Понита была права: без противогаза здесь запросто можно было задохнуться, даже надсмотрщицы все как одна были в масках. Три часа без перерыва девушки возили вагонетку по рельсам туда и обратно, пока наконец не прозвенел звонок. Вспотевшая, задыхающаяся в противогазе, Лайка повернулась к подруге с немым вопросом в глазах: «Уже всё? »

– Обед. – Понита отряхнулась и выпрямилась. – Стой смирно, сейчас нас отцепят.

Пыль медленно оседала. Со всех сторон слышался нежный перезвон цепей – рабыни шли к раздаче пищи. Они сняли противогазы и остались только в масках, влажных от пота. Лайка потянулась было снять свою, но Поня поймала её движение и покачала головой: «нельзя». Надсмотрщица отомкнула их замки и отвела всех четырёх девушек куда-то в боковой штрек. Руки им свели за спиной и сцепили кандалы замочком возле самых браслетов.

Кормёжка в очередной раз поразила Лайку своей необычностью. Казалось бы, она уже видела и испытала здесь всё, но не тут-то было. Едва они вошли в столовую, Лайка просто ахнула: здесь не было ни стульев, ни столов, вместо этого возле одной стены было устроено что-то вроде гигантского вымени: из его тугой резиновой поверхности торчал… ряд чёрных сосок в форме возбуждённых фаллосов. Каждый был длиной сантиметров пятнадцать. Располагались они низко – над самым полом, и чтобы взять их в рот, девушкам пришлось опуститься на четвереньки. Лайка обхватила губами округлую упругую головку и принялась было сосать, но у неё ничего не получилось. Они прервалась и осмотрела всю конструкцию ещё раз повнимательней, потыкалась носом и обнаружила, что если надавить на «яички» сколько-то раз, то из фаллоса потечёт питательная смесь. И всё бы ничего, но для этого требовалось заглотить эту ужасную конструкцию целиком! Мало того – придётся двигаться, чтоб нажимать на выключатель раз за разом, а не то она останется голодной.

Лайка покосилась на подругу и увидела, что та уже приникла к своему «члену» и вовсю работает ротиком. Лайка не могла не признать, что необходимый навык у девушки был на высоте… Две другие девушки тоже не теряли время. Делать было нечего. Лайка вздохнула, поёрзала на коленях, устраиваясь поудобнее, в два приёма заглотила «соску» так, что головка вошла глубоко в её горло, и задвигала головой. Против воли она сразу возбудилась, между ножек стало мокро, обильно потекла смазка, оставляя на пыльных латексных чулочках тоненькие чёрные дорожки; надсмотрщица за её спиной хмыкнула и одобрительно цокнула языком. Лайка вскоре позабыла, для чего она всё это делает, и просто продолжала двигаться, гремя цепями и всё больше заводясь. Она извивалась, стонала и двигала бёдрами, стискивая киску в возбуждении так, что в неё врезались трусики, и когда через несколько минут упорного труда старания её были вознаграждены, не сразу поняла, что в рот ей брызнула не сперма, а всего лишь молочная смесь, и для начала просто – кончила на месте. И только потом принялась сосать.

…Вторые три часа они опять возили камень, пока норма на сегодня не была выполнена.

– А кто его здесь рубит, этот туф? – спросила Лайка Пониту, когда обе они, разоблачаясь, совместно нежились под душем.

– Я откуда знаю? – беззаботно отозвалась та. – Наверное, мужчины.

– Что? – не поняла та. – Какие мужчины? Хозяева?

– Ну, рабы, наверное, – предположила Поня. – Я не знаю. Я так думаю, что где-то есть такой же дом, но только там содержат мужиков. Тех, кто такие же, как мы. И пока мы спим, их приводят из соседних штреков, и они нам рубят эти камни.

– Ты это видела?

– Подруги говорили. Да и ночами иногда можно услышать стук.

– Это правда?

– Я не знаю. Кто-то где-то что-то слышал… Потри мне спинку.

Спать легли опять поздно, утомлённые и удовлетворённые. На сей раз Поня настояла, чтобы Лайка не снимала на ночь свой корсет, и даже затянула его на ней потуже с помощью специальных ремешков.

– Но он же меня совсем раздавит! – запротестовала та.

– Так будет лучше, вот увидишь, – сказала Поня. – Первые сутки будет трудно, потом станет легче. Ничего страшного, потом привыкнешь. Сколько у тебя сейчас талия?

– Шестьдесят…

– А будет сорок пять. Видишь отметку? Те, кто подобрал тебе этот корсет, знали, что делают. Когда ты выйдешь отсюда, он должен быть затянут полностью. Ничего, не пугайся: ты маленькая. Так что лучше уж я постепенно буду тебя утягивать, чем тебя сразу зажмут в такие тиски. А иначе опасно, ты даже в обморок поначалу можешь упасть.

Лайка подняла голову.

– Меня для этого направили в шахту?

– И для этого тоже, – улыбнулась та, придвинулась и чмокнула подругу в щёку. – Просто когда работаешь, нужные мышцы легче «ложатся» на место. К тому же, сбрасываешь вес, а это тоже важно, когда фигура формируется.

Лайка ничего не сказала, но когда по истечении трёх дней двое парней везли её в лифте наверх, и сверкающий глянцем корсет был затянут на ней до самой последней дырочки, она вспоминала свою невольную подругу, эту странную девочку, родившуюся в неволе, и теперь оставленную ею под землёй. Расставание их было грустным, хотя и без слёз, они просто обнялись, но когда Лайку вывели из камеры и дверь за ней закрылась, она вдруг поняла, что ближе и родней у неё никого и никогда не было. Где-то в глубине души Лайка надеялась, что они ещё встретятся. Ей было жаль эту девушку.

И почему-то она немного ей завидовала.

А ещё она вдруг поняла, что дико соскучилась по Максу.

*

Продолжение следует

Которой от Казана, родились шесть чудесных щенков, всю жизнь ловила гадюк, уничтожая их. Более того, за всю жизнь, она ни разу не была ими покусана. Теперь немного о самих охотничьих лайках.Все охотничьи лайки кардинально отличаются от ездовых лаек и представителей шпицовых, с которыми их частенько путают. Никоим образом охотничья лайка не похожа характером на этих собак. Давайте разберемся. В России существуют четыре основные породы, выведенные на нашей территории: карело-финская лайка, русско-европейская лайка, восточно-сибирская лайка и западно-сибирская лайка. Поведение их в корне отличается от поведения других отродий лаек, так как они выведены специально для охоты по крупному зверю. Специализация охотничьих лаек медведь, кабан, лось, волк, росомаха, куница, соболь, белка, птицы. Всё зверье мне просто не перечислить. Охотничьи лайки универсальны, именно поэтому высоко ценятся российскими, а теперь и зарубежными охотниками. Чтобы понять, что такое охотничья лайка, давайте, посмотрим несколько справок, ибо сама лучше не расскажу.Основные специфические черты и возможности лаек отдельных породНазвание лайки утвердилось за четвероногими помощниками охотников Севера только во второй половине девятнадцатого века, хотя в качестве промысловых эти собаки использовались гораздо раньше.Лайки - многочисленная группа охотничьих собак Севера и Сибири, которая отличается не только внешними признаками. Они отличаются мощным строением, развитой мускулатурой, косым разрезом глаз, высоко поставленными треугольными ушами, и туго закрученным в кольцо хвостом, прижатым к спине или бедру, но и быстротой, живостью, сообразительностью, уравновешенностью, бесстрашием - словом, теми чертами характера, которые и делают из них выдающихся и универсальных охотников. Лайки собаки среднего роста с густой шерстью разного окраса. Например, русско-европейские лайки в холке 52-58 см, черные или черно-пегие. Это удобно, так как на охоте не позволяет спутать быструю, азартную собаку со зверем. Восточносибирские лайки более крупные в холке 55-63 см, могут часами преследовать зверя по остывшему следу. Западносибирские лайки также выше среднего роста в холке 54-60 см. Наиболее распространённый окрас серо-пегий, палевый, рыжий. Темперамент очень уравновешенный, хотя и живой.Лайка - лучший помощник охотникаВ условиях Севера и Сибири основным видом промысла до последнего времени является белка. Промысловая охота на белку с лайкой в зависимости от сроков выпадения глубокого снега продолжается от тридцати до сорока пяти дней. Никакими ловушками не отловить охотнику столько зверьков, сколько отстреляет он за этот период с хорошей, чутьистой лайкой.Лайка работает по всякому зверю и птице.Помимо чутья, во время работы лайка пользуется сильно развитым слухом и острым зрением. Эти органы чувств у лайки развиты не слабее, чем у лисицы и волка.Своим спорым аллюром — характерным поскоком на поиске — хорошая лайка за рабочий день проскакивает до 80 и более километров.В зависимости от быстроты поиска и степени развитости чутья, слуха и зрения работоспособная лайка за день обыскивает от 200 до 300 га. За осенний промысловый сезон, который длится около сорока дней, охотник с хорошей лайкой осваивает от 6 до 10 тысяч га наиболее лучших охотничьих угодий.Помимо белки, охотник с лайкой добывает горностаев, хорей, соболей, куниц, а попутно, если собака приважена, и не один десяток глухарей, посаженных и облаянных остроухим помощником. Если же в районе промысла заляжет хозяин леса медведь, лайка даст знать своему хозяину и об этом.Зная, какой клад представляет хорошая, породная, рабочая лайка, все охотники должны