Царевна несмеяна читать

Перешли.Увлеклась Несмеяна творчеством нового знакомого и однажды в самом низу его авторской страницы заметила сборник со стихами. «Ну-ка, что за стихи, небось про любовь…» И точно – любовная лирика! Стала царевна эту самую лирику читать – и чувствует, как губы у неё в улыбке растягиваются… А через пять минут Моника-Авдотья просто ржала во весь голос! И не могла остановиться! «Боже мой, ну и стихи! Это ж надо так рифмовать: «нельзя-пора», «снег-теперь», «тоски-мечты», «окно-любовь»!.. Ха-ха-ха!!!»И тут ей сообщение от герцога приходит: «Привет, царевна! Как дела? Чем занимаешься?»«Ржунимагу!!!» – только и смогла ответить ему Моника-Авдотья, ибо досмеялась она до колик, и пришлось ей с грелкой на животе отлёживаться.И на следующий день царевна Несмеяна, получив ещё одну порцию здорового смеха, спросила герцога Бургундского: «А ты всегда стихи так забавно пишешь?» (А было у него этих стихов более полутора тысяч). «Ага, – признался собрат по перу, – это я в офисе между делом стишками балуюсь. Чисто для души».Чем закончилась история царевны Несмеяны? Ну конечно же, она вышла замуж за герцога Бургундского! Он, правда, вовсе не герцогом оказался – но зато депресняк Моники-Авдотьи как рукой сняло.Цикл «Новорусские народные сказки»Остальные сказки читайте здесь: http://www.proza.ru/2017/05/20/27

В некотором царстве, в некотором государстве правил мудрый и справедливый царь. И была у него дочка единственная – девица собой видная, образованная и сурьёзная. А звали её Моника-Авдотья. Закончила она колледж и университет заграничные, знала несколько языков иноземных, много читала и сама кое-что пописывала. Интересовали её науки разнообразные, а на всяких кавалеров она даже не глядела, хоть и сватались они к ней с завидной регулярностью – и короли, и принцы заморские, и князья с графьями всех мастей. Никто ей по сердцу не пришёлся. «Не люб он мне, – говорила царевна всякий раз после визита очередного соискателя её руки и приданого. – И вообще, по-моему, дурак».Шли годы, а Моника-Авдотья всё сурьёзнее становилась. Принялась она философские романы сочинять и рубаи о смысле жизни. Женихов всё меньше и меньше к ней заглядывало, но царевна того и не замечала.Как-то раз по весне обратил царь внимание, что дочь его какой-то вялой да смурной стала – даже улыбаться словно бы разучилась. Забеспокоился родитель, вызвал придворного шута. «Рассмеши, – говорит, – царевну. Смотреть мне на неё тоска».Уж старался шут, старался – и анекдоты неприличные Монике-Авдотье рассказывал, и классиков-юмористов читал, и кувыркался всячески – никакой реакции. И чем дальше, тем печальнее наследница государева становилась… Придворные за глаза стали называть её «царевна Несмеяна». А царь уж всех министров и врачей издёргал – что делать, чахнет дочь, как в норму её привести? Врачи, те, конечно, антидепрессантов и разных нейролептиков навыписывали. Глотает Несмеяна таблетки – а толку никакого. Психотерапевты гипнозом Монику-Авдотью принялись лечить – бесполезно. И тут министр культуры идею подбросил: «А не провести ли нам во дворец Интернет? Он хоть и та ещё зараза, (царь от этого новшества давно открещивался) однако, царевна, может, развлечётся малость?..»Сначала Моника-Авдотья отнеслась к Интернету с неприязнью, потому как считала, что он от лукавого, и ничего хорошего там не найдёшь. Но поскольку компьютерной грамоте разумела, стала потихоньку приобщаться к мировой цивилизации. То там посмотрит, прочтёт что-нибудь, то тут поглядит. А так как романы Несмеяны бестолку в рукописях пылились, решила она их напечатать и обнародовать, благо и сайт подходящий подвернулся – Проза.ру. Национальный российский продукт.Опубликовала Моника-Авдотья несколько глав своей первой книги – видит, читает кто-то. Стала царевна и сама по разделам того сайта расхаживать, смотреть, что народ пишет. Заглянула в «Юмористическую прозу» – не смешно чего-то. И в «Иронической» скукота. Зашла в «Анекдоты» – бр-р, пошлятина какая-то… Полезла в «Эротическую прозу» – ой, мама родная!.. Добралась наконец до рубрики с рассказами – и сразу на автора интересного вышла – Герцог Бургундский. Прочитала у него несколько произведений – ишь ты, как умно пишет-то… И на лицо этот самый герцог ну очень даже ничего – глаза такие выразительные на фотке. И кота симпатичного на руках держит – стало быть, человек положительный, раз животных любит – заключила царевна Несмеяна. Решилась она герцогу рецензию оставить: «Вы очень хорошо пишете, интересно читать. Будто классик (почти). С уважением, царевна Моника-Авдотья».А на другой день от герцога Бургундского ответную рецензию получила: «Я в восторге от Вашего романа! Публикуйте продолжение – с нетерпением жду!» И началась у них переписка дружеская, а вскорости они и на «ты»

Сказка Царевна НесмеянаГрустит Царевна Несмеяна.Пред ней - цветочная поляна,Но только вот не тешит взорцветов заманчивый узор.Проснулась нынче очень раноЦаревна наша Несмеяна.Тревожно ноченьку спала.Вновь отражают зеркалаее метание в ночи.Уж солнца первые лучипроникли в комнату без спроса.Царевна посмотрела косона отраженье в зеркалах,в сердцах воскликнув горько: "Ах... "Давно уже не двадцать ей,смирилась с участью своей.Вкусив любовного дурмана,рассталась с милым Несмеяна и нет вестей из дальних мест.Пошел Иван искать чудес,так требовал ее отец.Не смог перечить молодец,да и пропал на много лет.Давно порос травою след.Ждала его, порой грустила,но в свое сердце не впустилани одного, да только Царь - отец и Славный Государьрешил вновь мужа подыскать. Чтоб красота, богатство, стать.... Как Царь решил, тому и быть.Ведь сколь веревочку не вить,конец один: - Хочу внучат!!!Встал женихов достойных ряд.В своих деяньях очень рьяны,руки желают Несмеяны.Сидит Царевна в Терему,нет предпочтенья никому.Средь женихов прошел слушок: - А за невестой есть грешок. Что влюблена уж много лет, избранник тот - Ванюша-свет.Стоят в унынье женихи....Легко слагаются стихи - после Зимы пришла Весна.И, как всегда, сидит грустнА.Несмеяна у окошка,Под щечкой девушки ладошка,не радует цветущий сад.Но вдруг остановился взглядна путнике - устал и бос,он Птицу Счастья ей принес.Ивана милые глаза...Перекрестясь на Образа, забыв желания отца,Царевна, изменясь с лица,летела вниз - к судьбе навстречу.Над царством опустился вечер,Она теперь не Несмеяна,а от любви безумной пьЯна,такие случаи нередки.Держать не стали Птицу в клетке,тем Счастье выпустив на волю.Еще добавить соизволю,мне так хотелось им помочь.... Судьба же подарила дочь.Рецензии

В тридевятом царстве в тридесятом государстве жил-был царь Берендей.

Едва лишь царская дочь красотой женской обзавелась, девичества тут же и лишилась. Берендей как прознал, не на шутку разгневался: охальников, что доченьку опорочили, приказал выпороть да на дальнюю заставу сослать. Поначалу и вовсе казнить хотел, но ведь какое дело выяснилось. Ежели казнить каждого, кто у царевны в покоях побывал, то жить они с дочкой будут на кладбище.

Уж и стращал он, уж запрещал он, а всё одно: девица от силы день вытерпит, а потом опять непотребство на весь терем слыхать. Токмо не спешите судить да порицать её строго. Не от распутства душевного таковая, а от того, что голод неутолимый терзает.

Пока другие девки спускают да в блаженстве выгибаются, царевна распаляется, течёт так, что хоть ведро подставляй, а разрядиться не могёт. И до того мучается красна девица от глада любовного, что белый свет не мил. Оттого и прозвали царевну Несмеяною.

Рассудил царь, что дабы непотребство прекратить, надобно в беде той пособить. Что уж только не пробовали. И одного достойного любовника, и другого. Одного до истощения довела, второго до полусмерти заездила. Игрушек постыдных полна палата, что нашинских, что заморских. А всё бестолку.

Грустит и царь. У других царей-князей зятья да наследники, а у его дочери в покоях уже сотни три мужиков побывало. Вот и объявил: кто царевну ублажит, да сие блядство прекратит, получит полцарства. И царевну в придачу - хоть и хороша собой, но кому она после трех сотен мужиков нужна.

И вот в тереме ждут-поджидают, в окна то и дело выглядают.

Наконец по весенней воде прибыл с запада воин на статной ладье. До того был гость могуч да огромен, что в царские хоромы еле протиснулся. А главное лицом пригож, станом хорош - не мужик, а сон одиноких девиц. Как велел царь гостя с пути-дороги в покоях обустроить, так служанки о приличиях забыли, за право проводить кулаки в ход пустили. Так втроём и сопроводили.

А уж как в покоях гость рубаху снял, у девиц глаза будто пьяные сделались. Одна поднос уронила, да наклонившись задом круглым дверь затворила. А следом и замок защелкнулся. Благо ключник подле был - глазом моргнуть не успели, как ключ нужный сыскался. Тверь тут же отворили, да глазам не поверили. Девки с задранными сарафанами на полу валяются, от блаженства едва трепыхаются. Богатырь же лишь штаны поправляет, царь его поскорей приглашает, от расти руки потирает - насладится Несмеяна, успокоится.

Идут они по хоромам, и чем ближе к покоям царевны, тем больше свита мужская робеет да по делам срочным рассеивается. Токмо Берендей постучаться хотел, дверь в покои отворяется, из покоев стражник ползком выбирается. Царевна же Несмеяна опять мрачнее тучи сидит.

Но едва только великана увидала, страстным огнём вся воспылала, за руку его схватила, да в покои потащила. Царь у захлопнувшейся двери постоял, покумекал... да и задвинул засов толстенный. На всякий случай.

А Несмеяна всего на миг статью восхитилась, на кровать гостя швырнула, прыгнула и насадилась. Хоть опытна царевна была, но почувствовала, что будто на башню села. Ох, что тут началось! День и ночь терем ходуном ходит. Западный воин зверем рычит, царевна Несмеяна на всю округу пищит. Бабы детям уши затыкают, старики головами качают. Девки в мечтах витают, парни от стеснения глаза опускают.

На следующий день, когда уж забоялись, что терем царский развалится, всё стихло. Царь Берендей засов отпирает, дверь в покои приотворяет. Как глянул - батюшки! Кровать дубовая в щепки разломана, девкам покои мыть не перемыть, а самого богатыря-то могучего и нету! Вместо него высохший худяк валяется, рядом Несмеяна слезами заливается. А дверь изнутри сплошь ногтями исцарапана. Бедолагу чуть живого унесли, увесистой мошной извинения принесли, да на лечение в тёплые края отправили.

Снова царевна от пожара меж ног мается, стражниками да конюхами перебивается. Ейный батюшка Берендей пуще прежнего переживает, да затычки в уши на ночь вставляет.

А тем временем поползли слухи, якобы в стольный град гость пожаловал с востока. И будто бы гость этот умениями особыми наделён. Правда, что за умения такие, никто толком не знает - мужики не видали ничего, а бабы на расспросы только краской заливаются да блаженно улыбаются.

Гостя того в терем попросили, к Берендею без промедления препроводили. А вперед молва до него докатилась, дескать тайным искусством любовным владеет, ни одну девку распалённой не оставит. Смотрит царь, и в сомнениях мечется: прежний-то вон какой богатырь был, и то не сдюжил, а этот низенький, щупленький такой, наряжен аки девица. А ещё глаза совсем узкие, не нашенские. Токмо шепчут ему на ухо под корону, что покуда вели гостя по терему, дела странные твориться начали. Вроде бы и не отлучался никуда, а где не пройдет, так все девки от блаженства вопят, аж даже те, что за дверьми запертыми были.

Хоть и не верится Берендею, а всё же встречает гостя радушно, как на Руси подобает. Подаёт красна девица хлеб да соль. Соли-то с горкой, ветерок в окно ворвался, маленько подхватил, да точно в нос царю забил. Чихнул Берендей, зажмурился, а как глаза открыл - вот ведь чудо чудное! Девица та уж от блаженства на полу трясется да катается, в сладостных криках не унимается.

А гость-то как стоял в полном наряде, так и стоит, токмо почудилось царю, будто мелькнул язык длинный, как у змеи. Берендей его под руку хватает, да в покои дочери поскорей провожает. С ходу дверь открывает и вдруг его аж тряхнуло - а ну как царевна нынче опять разврату предается? Вот позор-то будет!

Но нет, как ни странно встречает их Несмеяна одетая, опрятная, вся из себя хороша да пригожа. Аж от сердца отлегло, вздохнул... И тут у царевны из-под подола игрушка срамная на пол падает. Берендей от стыда зажмурился, таинственного гостя подтолкнул, и дверь захлопнул. Постоял, покумекал, да и заткнул наглухо щели всем, что под руку попалось.

Двух шагов ступить не успел, как из-за двери бесстыдные крики на весь терем полетели. Идёт царь довольный, руки потирает! Да только едва за угол завернул, как все стихло.

Наконец-то, сладилось дело - успокоилась царевна! Ну даёт, кудесник иноземный! Берендей на радостях обратно поспешает, дверь в покои отворяет, да на месте оседает.

Гость восточный лежит не жив, не мертв. Глаза закатил, язык на плечо. А Несмеяна в чем мать родила сидит откачивает его. Едва только в чувство пришёл, заверещал, затараторил, дымом вдруг обернулся, да в окно улетучился.

Оказалось, гость тот удом мужским совсем скромен, а вот языком владеет неслыханно. Пристроился меж стройных ножек царевны, и давай искусство своё показывать. Несмеяна же в порыве страсти его за голову схватила, да так в щель вжала, что воздух перекрыла, едва в любовных соках не утопила.

Снова тянутся дни горемычные. Стражники, чтоб самим подальше от покоев царевны службу несть, своим жалованием друг друга подкупают. Из слуг к Несмеяне теперича токмо девок направляют. Сама же царевна уж даже не на конюхов, а на их подопечных поглядывает.

А тут как-то возвращается дружина, что с обходом по землям царским заживала, и с таким докладом спешит. Есть, дескать, большая деревня, где всего один мужик, все остальные - бабы! И вот ведь чудо - бабы-то все довольные и счастливые ходят!

Подивился Берендей - это что же за мужик такой, что один всю деревню осчастливил? Велел доставить безотлагательно. Поспешила дружина, да и вернулась несолоно хлебавши. Бабы деревенские все как одна заявили, что хоть бунт подымут, а мужика своего не отдадут. Ну, не будут же русские витязи с бабами воевать, тем паче со своими же. Призадумался царь, направил в деревню аж целое посольство. Уж торговались они, уж болтались они. С трудом мужика того на пару деньков выменяли на гору нарядов да на три дюжины добрых витязей.

Посмотрел на него царь, пригорюнился. И за что токмо торговался, неясно: обыкновенный самый мужик, каких полно на Руси. Ни стати богатырской, ни искусности заморской. Разве что охальник, каких поискать - уж пред царем стоит, а самого штаны топорщатся. Махнул Берендей рукой, мол, сами отведите, раз уж тут.

И понеслись по терему охи-ахи девичьи. Царь, к непотребству такому привычный, уж и забывать о них начал. Странным же ему показалось, когда крики сладостные к вечеру не утихли. А уж когда всю ночь напролет звенели, да утренних петухов заглушили, то и вовсе стал диву даваться.

А между тем не меньше удивилась и царевна. Уж сколько она на мужике скакала, уж сколько она на нём кричала, а у того всё так же колом стоит. Поведал ей пахарь диковинный, как однажды за помощь свою у Бабы Яги, чтобы в любое время мог любую девицу ублажить. Посмеялась тогда Яга, но выполнила уговор. С тех пор у него всегда стоит без передышки - день и ночь, а главное, семя не изливает, оттого и не падает никогда.

А сам мужик ничего уже не понимает. Уж день и ночь царевну дерет, а та не спустила ни разу. Что за невидаль? Не привык он к такому. Любую бабу ублажить могёт, а тут не дюжит. И так разозлился, так раздухарился мужик, что скинул с себя царевну, поставил на четвереньки, словно простую селянку, и пристраивается.

Токмо царская дочка ростом помельче сельских девиц оказалась. А мужик того не заметил - уж больно царевна сзаду красива - и со всего размаху аж по самый корень засадил. Да только не в ту дверку. Ох и завопила царевна, ох и заголосила! Сперва от боли, а потом от удовольствия. А мужик-то не растерялся, схватил первый попавшийся самотык, да в щель девичью засунул, сам же знай себе юную задницу наяривает.

Тут-то царевна Несмеяна и испытала женское блаженство, да так у нее от этого всё сжалось, что самотык из щели аж вылетел, окно пробил, да заморского посла до полусмерти прибил. Собирался посол жалобу подать, да решил, что о таком жаловаться несолидно.

В тридевятом царстве в тридесятом государстве жил-был царь Берендей.

Едва лишь царская дочь красотой женской обзавелась, девичества тут же и лишилась. Берендей как прознал, не на шутку разгневался: охальников, что доченьку опорочили, приказал выпороть да на дальнюю заставу сослать. Поначалу и вовсе казнить хотел, но ведь какое дело выяснилось. Ежели казнить каждого, кто у царевны в покоях побывал, то жить они с дочкой будут на кладбище.

Уж и стращал он, уж запрещал он, а всё одно: девица от силы день вытерпит, а потом опять непотребство на весь терем слыхать. Токмо не спешите судить да порицать её строго. Не от распутства душевного таковая, а от того, что голод неутолимый терзает.

Пока другие девки спускают да в блаженстве выгибаются, царевна распаляется, течёт так, что хоть ведро подставляй, а разрядиться не могёт. И до того мучается красна девица от глада любовного, что белый свет не мил. Оттого и прозвали царевну Несмеяною.

Рассудил царь, что дабы непотребство прекратить, надобно в беде той пособить. Что уж только не пробовали. И одного достойного любовника, и другого. Одного до истощения довела, второго до полусмерти заездила. Игрушек постыдных полна палата, что нашинских, что заморских. А всё бестолку.

Грустит и царь. У других царей-князей зятья да наследники, а у его дочери в покоях уже сотни три мужиков побывало. Вот и объявил: кто царевну ублажит, да сие блядство прекратит, получит полцарства. И царевну в придачу — хоть и хороша собой, но кому она после трех сотен мужиков нужна.

И вот в тереме ждут-поджидают, в окна то и дело выглядают.

Наконец по весенней воде прибыл с запада воин на статной ладье. До того был гость могуч да огромен, что в царские хоромы еле протиснулся. А главное лицом пригож, станом хорош — не мужик, а сон одиноких девиц. Как велел царь гостя с пути-дороги в покоях обустроить, так служанки о приличиях забыли, за право проводить кулаки в ход пустили. Так втроём и сопроводили.

А уж как в покоях гость рубаху снял, у девиц глаза будто пьяные сделались. Одна поднос уронила, да наклонившись задом круглым дверь затворила. А следом и замок защелкнулся. Благо ключник подле был — глазом моргнуть не успели, как ключ нужный сыскался. Тверь тут же отворили, да глазам не поверили. Девки с задранными сарафанами на полу валяются, от блаженства едва трепыхаются. Богатырь же лишь штаны поправляет, царь его поскорей приглашает, от расти руки потирает — насладится Несмеяна, успокоится.

Идут они по хоромам, и чем ближе к покоям царевны, тем больше свита мужская робеет да по делам срочным рассеивается. Токмо Берендей постучаться хотел, дверь в покои отворяется, из покоев стражник ползком выбирается. Царевна же Несмеяна опять мрачнее тучи сидит.

Но едва только великана увидала, страстным огнём вся воспылала, за руку его схватила, да в покои потащила. Царь у захлопнувшейся двери постоял, покумекал... да и задвинул засов толстенный. На всякий случай.

А Несмеяна всего на миг статью 

восхитилась, на кровать гостя швырнула, прыгнула и насадилась. Хоть опытна царевна была, но почувствовала, что будто на башню села. Ох, что тут началось! День и ночь терем ходуном ходит. Западный воин зверем рычит, царевна Несмеяна на всю округу пищит. Бабы детям уши затыкают, старики головами качают. Девки в мечтах витают, парни от стеснения глаза опускают.

На следующий день, когда уж забоялись, что терем царский развалится, всё стихло. Царь Берендей засов отпирает, дверь в покои приотворяет. Как глянул — батюшки! Кровать дубовая в щепки разломана, девкам покои мыть не перемыть, а самого богатыря-то могучего и нету! Вместо него высохший худяк валяется, рядом Несмеяна слезами заливается. А дверь изнутри сплошь ногтями исцарапана. Бедолагу чуть живого унесли, увесистой мошной извинения принесли, да на лечение в тёплые края отправили.

Снова царевна от пожара меж ног мается, стражниками да конюхами перебивается. Ейный батюшка Берендей пуще прежнего переживает, да затычки в уши на ночь вставляет.

А тем временем поползли слухи, якобы в стольный град гость пожаловал с востока. И будто бы гость этот умениями особыми наделён. Правда, что за умения такие, никто толком не знает — мужики не видали ничего, а бабы на расспросы только краской заливаются да блаженно улыбаются.

Гостя того в терем попросили, к Берендею без промедления препроводили. А вперед молва до него докатилась, дескать тайным искусством любовным владеет, ни одну девку распалённой не оставит. Смотрит царь, и в сомнениях мечется: прежний-то вон какой богатырь был, и то не сдюжил, а этот низенький, щупленький такой, наряжен аки девица. А ещё глаза совсем узкие, не нашенские. Токмо шепчут ему на ухо под корону, что покуда вели гостя по терему, дела странные твориться начали. Вроде бы и не отлучался никуда, а где не пройдет, так все девки от блаженства вопят, аж даже те, что за дверьми запертыми были.

Хоть и не верится Берендею, а всё же встречает гостя радушно, как на Руси подобает. Подаёт красна девица хлеб да соль. Соли-то с горкой, ветерок в окно ворвался, маленько подхватил, да точно в нос царю забил. Чихнул Берендей, зажмурился, а как глаза открыл — вот ведь чудо чудное! Девица та уж от блаженства на полу трясется да катается, в сладостных криках не унимается.

А гость-то как стоял в полном наряде, так и стоит, токмо почудилось царю, будто мелькнул язык длинный, как у змеи. Берендей его под руку хватает, да в покои дочери поскорей провожает. С ходу дверь открывает и вдруг его аж тряхнуло — а ну как царевна нынче опять разврату предается? Вот позор-то будет!

Но нет, как ни странно встречает их Несмеяна одетая, опрятная, вся из себя хороша да пригожа. Аж от сердца отлегло, вздохнул... И тут у царевны из-под подола игрушка срамная на пол падает. Берендей от стыда зажмурился, таинственного гостя подтолкнул, и дверь захлопнул. Постоял, покумекал, да и заткнул наглухо щели всем, что под руку попалось.

Двух 

шагов ступить не успел, как из-за двери бесстыдные крики на весь терем полетели. Идёт царь довольный, руки потирает! Да только едва за угол завернул, как все стихло.

Наконец-то, сладилось дело — успокоилась царевна! Ну даёт, кудесник иноземный! Берендей на радостях обратно поспешает, дверь в покои отворяет, да на месте оседает.

Гость восточный лежит не жив, не мертв. Глаза закатил, язык на плечо. А Несмеяна в чем мать родила сидит откачивает его. Едва только в чувство пришёл, заверещал, затараторил, дымом вдруг обернулся, да в окно улетучился.

Оказалось, гость тот удом мужским совсем скромен, а вот языком владеет неслыханно. Пристроился меж стройных ножек царевны, и давай искусство своё показывать. Несмеяна же в порыве страсти его за голову схватила, да так в щель вжала, что воздух перекрыла, едва в любовных соках не утопила.

Снова тянутся дни горемычные. Стражники, чтоб самим подальше от покоев царевны службу несть, своим жалованием друг друга подкупают. Из слуг к Несмеяне теперича токмо девок направляют. Сама же царевна уж даже не на конюхов, а на их подопечных поглядывает.

А тут как-то возвращается дружина, что с обходом по землям царским заживала, и с таким докладом спешит. Есть, дескать, большая деревня, где всего один мужик, все остальные — бабы! И вот ведь чудо — бабы-то все довольные и счастливые ходят!

Подивился Берендей — это что же за мужик такой, что один всю деревню осчастливил? Велел доставить безотлагательно. Поспешила дружина, да и вернулась несолоно хлебавши. Бабы деревенские все как одна заявили, что хоть бунт подымут, а мужика своего не отдадут. Ну, не будут же русские витязи с бабами воевать, тем паче со своими же. Призадумался царь, направил в деревню аж целое посольство. Уж торговались они, уж болтались они. С трудом мужика того на пару деньков выменяли на гору нарядов да на три дюжины добрых витязей.

Посмотрел на него царь, пригорюнился. И за что токмо торговался, неясно: обыкновенный самый мужик, каких полно на Руси. Ни стати богатырской, ни искусности заморской. Разве что охальник, каких поискать — уж пред царем стоит, а самого штаны топорщатся. Махнул Берендей рукой, мол, сами отведите, раз уж тут.

И понеслись по терему охи-ахи девичьи. Царь, к непотребству такому привычный, уж и забывать о них начал. Странным же ему показалось, когда крики сладостные к вечеру не утихли. А уж когда всю ночь напролет звенели, да утренних петухов заглушили, то и вовсе стал диву даваться.

А между тем не меньше удивилась и царевна. Уж сколько она на мужике скакала, уж сколько она на нём кричала, а у того всё так же колом стоит. Поведал ей пахарь диковинный, как однажды за помощь свою у Бабы Яги, чтобы в любое время мог любую девицу ублажить. Посмеялась тогда Яга, но выполнила уговор. С тех пор у него всегда стоит без передышки — день и ночь, а главное, семя не изливает, оттого и не падает никогда.

А сам мужик ничего 

уже не понимает. Уж день и ночь царевну дерет, а та не спустила ни разу. Что за невидаль? Не привык он к такому. Любую бабу ублажить могёт, а тут не дюжит. И так разозлился, так раздухарился мужик, что скинул с себя царевну, поставил на четвереньки, словно простую селянку, и пристраивается.

Токмо царская дочка ростом помельче сельских девиц оказалась. А мужик того не заметил — уж больно царевна сзаду красива — и со всего размаху аж по самый корень засадил. Да только не в ту дверку. Ох и завопила царевна, ох и заголосила! Сперва от боли, а потом от удовольствия. А мужик-то не растерялся, схватил первый попавшийся самотык, да в щель девичью засунул, сам же знай себе юную задницу наяривает.

Тут-то царевна Несмеяна и испытала женское блаженство, да так у нее от этого всё сжалось, что самотык из щели аж вылетел, окно пробил, да заморского посла до полусмерти прибил. Собирался посол жалобу подать, да решил, что о таком жаловаться несолидно.